Неравенство: почему это недуг и как с ним быть?

Большую книгу о неравенстве Энтони Аткинсон начинает с вопроса о том, почему оно вообще должно нас беспокоить. Общественная дискуссия более-менее сошлась на необходимости стремиться к равенству стартовых возможностей (ex ante) всех людей. Но необходимость и справедливость равенства результатов (ex post), которое может потребовать вмешательства в честную гонку, до сих пор вызывает споры.

Вокруг этого вопроса за последние полвека развилась огромная теория справедливости с глубоко проработанной аргументацией. Период её становления совпал с научной карьерой Аткинсона: в 1970 году вышла его первая публикация о неравенстве в Journal of Economic Theory. Нет сомнений, что на 45-м году экономических исследований у него сложилась зрелая позиция в спорах о неравенстве возможностей и результатов.

Аткинсон остановился на том, что неравенство результатов тоже имеет значение и потому следует стремиться к равенству доступа к экономическим ресурсам. Во-первых, в ходе гонки тоже может происходить нечто несправедливое, даже если на старте все были в равных условиях. Например, человек может получить увечье по чистой случайности. Поэтому мы склоняемся к компенсации эффектов от обстоятельств, находящихся вне контроля человека.

Во-вторых, сам размер социального приза часто определяется не только усилиями участников гонки, но и социальными нормами. Так, призовой фонд соревнований по плаванию может быть таким, что первое место забирает огромный гонорар и славу, а остальные ничего, даже если разрыв в показателях заплыва между ними невысок. И мы вполне может задуматься над тем, как лучше распределить призовой фонд с точки зрения всех участников, которые равны ex ante. В-третьих, Аткинсон замечает, что сильное неравенство результатов в одном поколении становится залогом неравенства возможностей в последующих.

Все три соображения в пользу равенства результатов остаются дискуссионными для экономистов, однако есть два рода причин, по которым экономическая наука продолжает изучать неравенство доходов и богатства. К инструментальными причинам относятся установленные закономерности отрицательного влияния чрезмерного имущественного расслоения на здоровье, образование, преступность, демократию и даже макроэкономическую стабильность и устойчивый рост. Сущностные причины сводятся к тому, что имущественное расслоение само по себе может казаться нам достаточно несправедливым, чтобы желать от него избавиться.

Но не стоит ли всё же сосредоточиться на борьбе с бедностью, а не с неравенством как таковым? Будучи маститым экономистом, который, между прочим, начал свою научную карьеру именно с изучения бедности, Аткинсон может позволить себе чёткий ответ: нет, потому что «то, что происходит в верхней части шкалы распределения доходов, влияет на тех, кто находится в её нижней части».

Доля доходов богатейшего 1% населения страны прямо пропорциональна уровню бедности в ней — то есть верхний 1% не может зарабатывать и иметь больше, не создавая при этом больше бедности. Из этого правила среди стран ОЭСР есть только два исключения — Испания и Швейцария. Изменение этих показателей во времени говорит о том же: на фоне неспешного снижения уровня бедности по мере экономического роста нам удавалось значительно продвинуться вперёд в борьбе с бедностью именно тогда, когда мы начинали целенаправленно бороться с неравенством.

Билл Гейтс в своей рецензии на книгу одного из главных исследователей неравенства Тома Пикетти заметил, что нам стоило бы смотреть не столько на доходы, сколько на потребление, намекая на то, что его благотворительные усилия компенсируют негативные эффекты от чрезмерного материального превосходства над всеми людьми на планете. Низкий уровень неравенства потребления по сравнению с неравенством доходов действительно часто подпитывает скептиков. Аткинсон принимает это возражение всерьёз и посвящает ему восемь насыщенных страниц, из которых можно было бы составить целую лекцию. В конце он возвращает полемический мяч Гейтсу:

«При оценке неравенства нас интересует не только потребление богатых — сколь бы важным ни был этот фактор, — но и власть и влияние, которые могут сопутствовать богатству. Власть и влияние могут распространяться на собственную семью (например, при передаче своего состояния наследникам) или шире на всё общество (например, через контроль над СМИ или влияние на политические партии). Типичным примером служат благотворительные пожертвования. Бросая монетку в кружку для сбора пожертвований, мы не приобретаем особого влияния, тогда как создание благотворительных фондов способно глубоко воздействовать на жизнь людей, что наглядно продемонстрировал Билл Гейтс своим фондом. Подобное воздействие может быть весьма полезным, но такую реализацию властных отношений невозможно уловить, измеряя потребление. Бесспорно, доход — это средство для достижения цели, однако в своих функциях он выходит далеко за рамки потребления».

Ещё один довод скептиков, на который есть ответ у сэра Аткинсона, строится на доступном всем наблюдении. Разница в доходах часто бывает обусловлена тем, что некоторые люди берут больше рабочих часов и ответственности, выполняют более неприятную работу или вкладывают в образование, повышая свою квалификацию и рассчитывая на соответствующую премию в доходах. Разве можно в таком случае говорить о неоправданном неравенстве?

Разгадка в том, что нужно различать дисперсию индивидуальных доходов и неравенство доходов домохозяйств. Аткинсон показывает разницу между ними на примере послевоенных США и Великобритании. Разброс индивидуальных доходов влияет на неравенство домохозяйств, но очень по-разному в разные периоды и в разных странах. Значит есть что-то ещё.

Среди более тонких детерминант, на которые уповали экономисты, были сдвиги в демографической и семейной структурах общества. На разных этапах жизни человек имеет разные источники средств к существованию: в юности мы обычно ограничены доходами семьи, в зрелости наращиваем собственные доходы, в старости снова переходим к содержанию за счёт пенсионных систем или накопленных капиталов. Значит нужно учитывать, как менялось соотношение возрастных групп и составы семей в обществе. В развитых странах, например, заметно увеличилась доля пожилых людей и родителей-одиночек.

Со всеми подобными факторами Аткинсон поступает единственно осмысленным для экономиста образом — анализирует их вклад в наблюдаемое изменение неравенства. Почему в первые послевоенные десятилетия неравенство в Европе и США стремительно сокращалось, а начиная с 1980-х пошло вверх? В общей сложности Аткинсон выделяет шесть механизмов, работу которых можно сравнить по указанным периодам: дисперсия заработной платы, доля не работающего по разным причинам населения, доля заработной платы в национальном доходе, концентрация доходов с капитала (прибыль и рента), доля трансфертов в доходах, система прямого налогообложения.

Этим механизмам соответствует шесть факторов роста неравенства в большинстве развитых и развивающихся стран: глобализация, технологические изменения, рост сектора финансовых услуг, изменение норм оплаты труда, снижение роли профсоюзов, сворачивание политики перераспределения доходов с помощью системы налогов и трансфертов. Аткинсон сознательно не включает в этот список фактор иммиграции, ссылаясь на исследование, согласно которому его вклад в рост неравенства в последние 25 лет составил 4−6%.

Теперь можно сформулировать основной посыл всей книги:

«…мы рискуем создать впечатление, что неравенство растёт за счёт факторов, находящихся вне нашего влияния. Вместе с тем далеко не очевидно, что они не поддаются контролю или являются экзогенными для нашей экономической и социальной системы. Процессы глобализации — это результат решений, принятых международными организациями, национальными правительствами, корпорациями и частными лицами — будь то производители или потребители. Направление технологических изменений является результатом решений, принятых коммерческими структурами, исследователями и правительствами. Возможно, что рост финансового сектора был обусловлен необходимостью удовлетворить потребности стареющего населения, нуждающегося в инструментах, обеспечивающих ему достойную жизнь после выхода на пенсию. Однако форма, в которую были облечены такие услуги, а также порядок регулирования финансовой отрасли стали предметом политических и экономических решений».

То есть если есть силы, вызывающие рост неравенства, то возможны и противонаправленные меры. Ни один из факторов роста неравенства не является убийственным аргументом в пользу его неизбежности, все упомянутые механизмы можно прокрутить обратно. Нужно лишь понять, как именно и какова цена вопроса.

Основная часть книги посвящена описанию и обоснованию пятнадцати программных предложений и пяти перспективных идей самого Аткинсона. Все они находятся в рамках умеренного социал-демократического подхода без претензии на радикальный пересмотр социальных отношений. Он пишет их для Великобритании, иногда с оглядкой на США, что особенно заметно в части предложений о правах профсоюзов и подоходном налоге. Однако многие доводы имеют универсальное значение. Минимальная заработная плата и производительность труда, роботизация и базовый доход, государственный долг, уровень социальных расходов и дефицит бюджета — здесь есть примерно всё, чего вы ожидаете от большого содержательного разговора об экономическом неравенстве с учёным, который собаку съел на этом вопросе.

Среди прочего Аткинсон замечает, что рыночная конкуренция не способствует выравниванию ставки дохода по сбережениям с нормой прибыли на вложенный капитал. Многие читатели Пикетти недоумевали, узнав, что доходность капитала превышает рост экономики (r > g), потому что их процентные ставки по вкладам с учётом инфляции находятся в районе 0%, в то время как рост экономики в стране выше 2%. Объяснение, конечно, кроется в том, что «доходность от мелкой собственности гораздо ниже доходности от крупной собственности», то есть всю положительную доходность забирает сектор финансовых услуг. Это намечает фундаментальное ограничение дерегулированного рынка: все люди не просто никогда не станут капиталистами, но даже элементарное участие в пенсионных программах не может быть прибыльным сразу для всех на рынке.

Главная претензия к регулированию — угроза экономическому росту и эффективности экономики. В действительности у нас нет необходимости выбирать между равенством и эффективностью. Эта дилемма происходит из классической теории экономики всеобщего благосостояния, которая начинается с теоремы о равновесии рынка в условиях совершенной конкуренции. Как показывает Аткинсон, в условиях реальной экономики, которая допускает монополистическую конкуренцию, государственное вмешательство может и не уменьшать «размер пирога». Напротив, государственные усилия по поощрению равенства могут положительно сказываться на росте.

В этом месте Аткинсон демонстрирует пределы своего подхода к изучению неравенства. В тот момент, когда стоило бы посмотреть эмпирические данные о влиянии государственных мер на рост, он признаётся: «После долгих исследований реальных последствий государственной политики я осознал, как трудно повлиять на мнение людей, в чьих головах засела теоретическая конструкция, формирующая их убеждения в этом вопросе». Другими словами, где-то в этом месте и проходит граница между наукой и идеологией, которую он не готов переходить. При этом он не отказывается от теоретического анализа возможных последствий.

В то же время Аткинсон делает смелый шаг и предлагает задуматься над тем, какой долей экономического роста мы готовы пожертвовать ради увеличения равенства. Рост и благосостояние — не одно и то же, потому что быстрорастущая страна может оставаться в основной своей массе бедной. Аткинсон пытается показать, что окончательного решения дилеммы «пирога» и равенства не существует, потому что это ложная по своему духу дилемма.

Чтобы у вас не закружилась голова от общих теоретических рассуждений Аткинсон предлагает к концу книги посчитать, сколько будет стоить реализация его мер и какой эффект она даст. Хотя к его вычислениям есть вопросы, этот ход удваивает уровень интереса ко всей книге — где вы ещё видели такие прикидки? Аткинсон берёт конкретную модель налогов и льгот, подставляет параметры для Великобритании и получает — внимание! — бюджетный профицит в размере 2,5 млрд фунтов стерлингов. При этом индекс Джини в Великобритании уменьшится на 5,5 п.п. до 26,6%, а уровень бедности упадёт с 16 до 10,4%.

Так почему же Великобритания ещё не Финляндия? Главным препятствием является международная фискальная конкуренция. Как только вы повышаете налоги, большие кошельки тут же переезжают в офшоры или просто в более либеральные налоговые режимы. Хорошо известно, что никакого социализма в отдельно взятой стране не бывает. Естественный ответ Аткинсона заключается в том, что нам нужны соответствующие международные соглашения, о которых так много говорит Пикетти.

Следующий вопрос — кто будет реализовывать эту программу. По его собственным словам, «борьбу с неравенством и бедностью нельзя делегировать отдельному министерству, управлению Еврокомиссии или агентству ООН». Здесь он предлагает лишь создавать на национальном уровне некие социально-экономические советы с особыми полномочиями, что попахивает технократической утопией.

1 января 2017 года сэра Аткинсона не стало. Книга «Неравенство: как с ним быть?» оказалась его последней, ещё одну о мировой бедности он не успел завершить. Конечно, его пятнадцать рецептов — не панацея, и последнее слово в спорах о неравенстве прозвучит ещё нескоро. Но теперь любому, кто всерьёз захочет доказать, что борьба с неравенством контрпродуктивна и нежелательна, придётся отвечать на доводы этой книги.