По майским указам президента всем врачам должны были повысить зарплаты. Как человек понимает такое повышение? Когда к доктору приходят и говорят, что будут поднимать зарплату, он подозревает, что продолжит делать всё то же самое, но получать станет больше. На самом деле это происходит не так. Берут двух врачей: одного выгоняют, а другого заставляют выполнять двойной объём работы. Тогда один получает удвоенный оклад. Это и называется увеличением заработной платы.
Я работаю в поликлинике с 2006 года. В 2015 году у нас сократили две трети сотрудников. Раньше приём больных занимал шесть часов, а два часа отводилось на работу с бумагами; чтобы покрыть недостающее количество врачей, продолжительность приёма увеличили до восьми часов, а время на каждого пациента сократили. Это является нарушением всех норм трудового кодекса, поскольку фактически получается, что врач работает на две ставки. Если расчитать по нормативам Минздрава, врач должен принимать по восемнадцать человек в день, а запись к нашим специалистам бывает по тридцать шесть. При этом в медицине запрещено работать на две ставки, потому что врач устаёт и может делать ошибки.
Когда пошла волна оптимизации, я и часть моих товарищей из профсоюза работников здравоохранения «Действие» написали заявление, где попросили разрешить нам соблюдать законы РФ в вверенном учреждении и принимать пациентов по нормам Минздрава.
Зарплата врачей в основном состоит из оклада и стимулирующих выплат за выслугу лет, звание, категорию, а также за баллы, которые начисляются, например, исходя из качества и количества работы. С 1 февраля в нашем учреждении мы работаем по эффективному контракту, согласно которому надбавки за баллы я не получаю: раз я отказываюсь принимать пациентов всего по двенадцать минут, руководство считает выплаты несправедливыми.
Что означают балльные показатели качества и количества работы? Например, это быстрота: если время ожидания пациента за дверью больше десяти минут — снимается балл, если пациент находится в кабинете врача больше двенадцати минут — врачу наказание. Все манипуляции отражаются в системе ЕМИАС. Но не всегда возможно провести качественный приём за двенадцать минут. Можно, конечно, больного «отфутболить» — за это деньги дадут, а можно оказать помощь, но тогда, извини, останешься без денег. Государство, по сути, платит тем врачам, которые работают плохо.
Ещё есть показатели по качеству работы, в нашем случае — частота невынашивания беременности, несвоевременное направление на госпитализацию, материнская и перинатальная смертность. Когда я спросила у нынешнего работодателя, могу ли я отказаться от выплат за интенсивность, но получать надбавку за качество (у меня целый участок и беременных много), мне отказали. Наш эффективный контракт делить нельзя: «за двадцать минут любой дурак сможет принять, а вы попробуйте за двенадцать». Поэтому я осталась на голой ставке.
Интересно, что, поскольку денег нет, баллы начинают вычитать. Снять их очень просто, потому что критерии, по которым они начисляются, весьма непрозрачны. Например, «за оформление медицинской документации». Не расшифровал аббревиатуру — и всё, запросто сняли. Затем идёт «поощрение врача заведующим женской консультацией за выполнение ключевых показателей эффективности работ и проявление нужной инициативы». Очень расплывачатые моменты. В 180-ой поликлинике, например, этот эффективный контракт не приняли, потому что все врачи, в отличие от наших, собрались вместе и подали заявление в прокуратуру. Прокуратура признала, что этот контракт способствует коррупции. А у нас так не считают.
Отказаться от надбавок такого формата — мой сознательный выбор. И в пользу людей, и за себя лично. Исходя из того, как сейчас работают некторые медики, возникает вопрос — долго ли они протянут? Есть врачи, которые имеют врачебную совесть и работают хорошо. Для этого они приходят на работу раньше — иногда за час, а уходят на пару часов позже, потому что после долгого приёма всё, что нужно записать и заполнить, остаётся на потом. Бывает, что их рабочий день вместо восьми часов длится десять, а временами и дольше.
Соблазна уйти не было, хотя предложений поступало много. Но частная медицина — это несколько другая история. Там своеобразная работа, иные цели. К тому же, там совсем другой контингент пациентов — беременные не слишком охотно туда идут. Участок же — это очень богатая клиническая практика, связь с роддомами, больницами. Не говоря уже о том, что мне всегда нравилось работать в этой системе и знать, что наше население получает медицинскую помощь. И потому двенадцать минут на один приём — катастрофа.
Я и мои коллеги получали личные угрозы, когда пытались протестовать сообща: от увольнения с «волчьим билетом» до того, что дети останутся сиротами. Но для себя я решила, что вот так работать всё равно не смогу: либо умру на приёме, либо не смогу обеспечивать качество медицинского обслуживания. И пусть я буду получать за это маленькие деньги, но буду чувствовать себя человеком, выходя с работы, — семейные обязанности тоже никто не отменял. Самым неприятным моментом, конечно, могла бы стать «подстава» — подложили бы взятку, как это обычно случается. Ну, в худшем случае, в тюрьме тоже нужны акушеры-гинекологи. (cмеётся)