Обзор первого современного исследования о неравенстве в России
Тома Пикетти о том, как офшоры не только сковывают потенциал экономики, но и скрывают реальный уровень неравенства
В июле 2017 года вышел препринт статьи всемирно известного исследователя неравенства Тома Пикетти «От Советов к олигархам: неравенство и собственность в России 1905−2016». Последняя крупная работа Пикетти «Капитал в 21 веке», опубликованная в 2013 году, вновь привлекла внимание общества к проблеме неравенства. Это особенно заметно в Европе, Северной Америке и Австралии, где постоянно ведутся академические исследования и политические дебаты, посвящённые налогообложению и социальной политике. В публичном пространстве России же тема неравенства табуирована, в результате чего экономические исследования по распределению богатства и доходов практически не проводятся. Поэтому мы не могли пройти мимо публикации Пикетти о России и приводим здесь краткий популярный пересказ её содержания.
В июле 2017 года вышел препринт статьи всемирно известного исследователя неравенства Тома Пикетти «От Советов к олигархам: неравенство и собственность в России 1905−2016». Последняя крупная работа Пикетти «Капитал в 21 веке», опубликованная в 2013 году, вновь привлекла внимание общества к проблеме неравенства. Это особенно заметно в Европе, Северной Америке и Австралии, где постоянно ведутся академические исследования и политические дебаты, посвящённые налогообложению и социальной политике. В публичном пространстве России же тема неравенства табуирована, в результате чего экономические исследования по распределению богатства и доходов практически не проводятся. Поэтому мы не могли пройти мимо публикации Пикетти о России и приводим здесь краткий популярный пересказ её содержания.
Контекст: кто и для чего пишет о неравенстве в России, если в самой России об этом молчат
Контекст: кто и для чего пишет о неравенстве в России, если в самой России об этом молчат
Соавторами Пикетти стали его коллега по Парижской школе экономики Филипп Новокмет и Габриэл Зуцман — молодой исследователь из Калифорнийского университета в Беркли. Сама статья «От Советов к олигархам…» пока не публиковалась в научных изданиях. Она является частью большого проекта World Wealth and Income Database, задача которого — получить полноценную картину распределения богатства и доходов в мире с помощью специально разработанной методологии сбора данных. Информационный 21-й век со всеми прорывными цифровыми технологиями пока не может похвастаться обширными знаниями об уровне экономического неравенства и его социальных последствиях. В рамках проекта уже изучены США, Франция и Китай. Из последнего — Ливан.
Соавторами Пикетти стали его коллега по Парижской школе экономики Филипп Новокмет и Габриэл Зуцман — молодой исследователь из Калифорнийского университета в Беркли. Сама статья «От Советов к олигархам…» пока не публиковалась в научных изданиях. Она является частью большого проекта World Wealth and Income Database, задача которого — получить полноценную картину распределения богатства и доходов в мире с помощью специально разработанной методологии сбора данных. Информационный 21-й век со всеми прорывными цифровыми технологиями пока не может похвастаться обширными знаниями об уровне экономического неравенства и его социальных последствиях. В рамках проекта уже изучены США, Франция и Китай. Из последнего — Ливан.
Долгосрочная картина
Долгосрочная картина
Название статьи «От Советов к олигархам: неравенство и собственность в России 1905−2016» тянет на фундаментальную монографию. Внутри же из периода 1905−1991 г. г. имеется только самая общая оценка распределения доходов по квантилям:
«Согласно нашим оценкам, доля доходов верхних 10% достигала 45−50% в 1905, затем проваливалась до 20−25% в советский период и обратно выросла до 45−50% в 1990-е, прежде чем установиться на стабильно высоком уровне в дальнейшем».
На графике это выглядит так:
«Согласно нашим оценкам, доля доходов верхних 10% достигала 45−50% в 1905, затем проваливалась до 20−25% в советский период и обратно выросла до 45−50% в 1990-е, прежде чем установиться на стабильно высоком уровне в дальнейшем».
На графике это выглядит так:
Название статьи «От советов к олигархам: неравенство и собственность в России 1905−2016» тянет на фундаментальную монографию. Внутри же из периода 1905−1991 г. г. имеется только самая общая оценка распределения доходов по квантилям:
«Согласно нашим оценкам, доля доходов верхних 10% достигала 45−50% в 1905, затем проваливалась до 20−25% в советский период и обратно выросла до 45−50% в 1990-е, прежде чем установиться на стабильно высоком уровне в дальнейшем».
На графике это выглядит так:
«Согласно нашим оценкам, доля доходов верхних 10% достигала 45−50% в 1905, затем проваливалась до 20−25% в советский период и обратно выросла до 45−50% в 1990-е, прежде чем установиться на стабильно высоком уровне в дальнейшем».
На графике это выглядит так:
Доля верхних 10% по доходам в России с 1905 по 2015.
Распределение национального дохода до налогов и трансфертов, без пенсий и выплат по безработице среди взрослого населения.
Скорректированные оценки составлены с помощью опросов, фискальных данных и национальных счетов.
Первоначальные оценки построены только на добровольно задекларированных доходах. Доход семейных пар делится пополам между супругами в равной доле.
Приводится оценка и для доходов верхнего 1%:
Приводится оценка и для доходов верхнего 1%:
Доля верхнего 1% по доходам в России с 1905 по 2015
Надо понимать, что резкий и монотонный спад между 1905 и 1927 годами на графике — следствие недостатка данных: известны лишь две точки, которые соединены отрезком, в реальности же между ними могли быть любые колебания. Можно предположить, например, что в первые годы войны взлетела доля доходов самых богатых жителей империи, а в 1917 году она резко пошла вниз.
Динамика долей доходов верхних 10% в сравнении со средними 40% и нижними 50% выглядит немного более информативно:
Динамика долей доходов верхних 10% в сравнении со средними 40% и нижними 50% выглядит немного более информативно:
Надо понимать, что резкий и монотонный спад между 1905 и 1927 годами на графике — следствие недостатка данных: известны лишь две точки, которые соединены отрезком, в реальности же между ними могли быть любые колебания. Можно предположить, например, что в первые годы войны взлетела доля доходов самых богатых жителей империи, а в 1917 году она резко пошла вниз.
Динамика долей доходов верхних 10% в сравнении со средними 40% и нижними 50% выглядит немного более информативно:
Динамика долей доходов верхних 10% в сравнении со средними 40% и нижними 50% выглядит немного более информативно:
Заметим, что в период 1905—1956 гг. г. большая часть экономического роста пришлась на нижние 90%, тогда как в 1989—2016 гг. г. рост экономики ушёл к самым богатым слоям. Это занимательное наблюдение, потому что возможность экономического роста без чрезвычайного «обогащения богатых» иногда оспаривается.
Все оценки доходов и богатства до 1990-х годов, очевидно, должны быть восприняты критически. Статистика дореволюционного происхождения слишком бедна, чтобы оценить её достоверность (например, в царской России не было подоходного налога, а это основной источник данных о доходах). Советская же статистика полна фальсификаций, и авторам это прекрасно известно. Более того, они сами отмечают, что при реально низком уровне монетарного неравенства в СССР имело место расслоение по неденежным привилегиям: номенклатура при невысоком доходе имела доступ к ведомственным больницам и санаториям, могла выезжать за границу и тому подобное. Но и с этими поправками тренд понятен: график доли самых богатых слоёв имеет U-образную форму. Это важно для авторов исследования, и в конце изложения станет понятно, почему.
Все оценки доходов и богатства до 1990-х годов, очевидно, должны быть восприняты критически. Статистика дореволюционного происхождения слишком бедна, чтобы оценить её достоверность (например, в царской России не было подоходного налога, а это основной источник данных о доходах). Советская же статистика полна фальсификаций, и авторам это прекрасно известно. Более того, они сами отмечают, что при реально низком уровне монетарного неравенства в СССР имело место расслоение по неденежным привилегиям: номенклатура при невысоком доходе имела доступ к ведомственным больницам и санаториям, могла выезжать за границу и тому подобное. Но и с этими поправками тренд понятен: график доли самых богатых слоёв имеет U-образную форму. Это важно для авторов исследования, и в конце изложения станет понятно, почему.
Заметим, что в период 1905—1956 гг. г. большая часть экономического роста пришлась на нижние 90%, тогда как в 1989—2016 гг. г. рост экономики ушёл к самым богатым слоям. Это занимательное наблюдение, потому что возможность экономического роста без чрезвычайного «обогащения богатых» иногда оспаривается.
Все оценки доходов и богатства до 1990-х годов, очевидно, должны быть восприняты критически. Статистика дореволюционного происхождения слишком бедна, чтобы оценить её достоверность (например, в царской России не было подоходного налога, а это основной источник данных о доходах). Советская же статистика полна фальсификаций, и авторам это прекрасно известно. Более того, они сами отмечают, что при реально низком уровне монетарного неравенства в СССР имело место расслоение по неденежным привилегиям: номенклатура при невысоком доходе имела доступ к ведомственным больницам и санаториям, могла выезжать за границу и тому подобное. Но и с этими поправками тренд понятен: график доли самых богатых слоёв имеет U-образную форму. Это важно для авторов исследования, и в конце изложения станет понятно, почему.
Все оценки доходов и богатства до 1990-х годов, очевидно, должны быть восприняты критически. Статистика дореволюционного происхождения слишком бедна, чтобы оценить её достоверность (например, в царской России не было подоходного налога, а это основной источник данных о доходах). Советская же статистика полна фальсификаций, и авторам это прекрасно известно. Более того, они сами отмечают, что при реально низком уровне монетарного неравенства в СССР имело место расслоение по неденежным привилегиям: номенклатура при невысоком доходе имела доступ к ведомственным больницам и санаториям, могла выезжать за границу и тому подобное. Но и с этими поправками тренд понятен: график доли самых богатых слоёв имеет U-образную форму. Это важно для авторов исследования, и в конце изложения станет понятно, почему.
Современная Россия
Современная Россия
Перед нами первое экономическое исследование уровня неравенства в России, проведённое с использованием современных методов обработки данных
Главная находка авторов относится к постсоветскому периоду и заключается в том, что уровень неравенства в современной России выше, чем принято считать. Если точнее, то выше, чем оценка официальной статистики. До появления этой статьи у нас было два типа оценок неравенства: умеренная статистика Росстата и других государственных ведомств и экстремально завышенная от зарубежных аналитических центров, вроде докладов Credit Suisse. Пикетти и соавторы предприняли серьёзную попытку заново оценить распределение доходов и богатства в современной России, используя методологию, принятую в рамках проекта WID.world. И в этом заключается главная ценность статьи: перед нами первое экономическое исследование уровня неравенства в России, проведённое с использованием современных методов обработки данных.
Типичной характеристикой современного неравенства является высокая концентрация доходов в самых высоких квантилях: верхних 1%, 0,1% и даже 0,01% в распределении. Оценить их доходы трудно, потому что они не получают зарплату в обычном смысле слова. Их доход — проценты, опционы, премии, которые не всегда облагаются налогами и плохо поддаются подсчёту. А проблема оценки их богатства в том, что схемы владения активами чрезвычайно запутаны. На этом и сыграли авторы.
Они обратили внимание на большой профицит внешней торговли и подозрительно низкие чистые иностранные активы: «Каждый год в течение 20 лет положительное торговое сальдо составляло 10% годового производства. Парадокс в том, что чистые иностранные активы, накопленные Россией, оказались удивительно малы: около 25% национального дохода к 2015 году». Попросту говоря, мы много продавали за валюту, но накопили её несоразмерно мало.
Произойти это «бегство капитала» могло тремя основными способами.
Во-первых, деньги могли уехать с иностранными бенефициарами. Во-вторых, вырученная валюта могла неудачно вкладываться за границей, что в балансе отражается как убыток. Памятуя о том, что материальные активы в середине 1990-х распродавали за бесценок, мы понимаем, что оба этих явления имели место.
Типичной характеристикой современного неравенства является высокая концентрация доходов в самых высоких квантилях: верхних 1%, 0,1% и даже 0,01% в распределении. Оценить их доходы трудно, потому что они не получают зарплату в обычном смысле слова. Их доход — проценты, опционы, премии, которые не всегда облагаются налогами и плохо поддаются подсчёту. А проблема оценки их богатства в том, что схемы владения активами чрезвычайно запутаны. На этом и сыграли авторы.
Они обратили внимание на большой профицит внешней торговли и подозрительно низкие чистые иностранные активы: «Каждый год в течение 20 лет положительное торговое сальдо составляло 10% годового производства. Парадокс в том, что чистые иностранные активы, накопленные Россией, оказались удивительно малы: около 25% национального дохода к 2015 году». Попросту говоря, мы много продавали за валюту, но накопили её несоразмерно мало.
Произойти это «бегство капитала» могло тремя основными способами.
Во-первых, деньги могли уехать с иностранными бенефициарами. Во-вторых, вырученная валюта могла неудачно вкладываться за границей, что в балансе отражается как убыток. Памятуя о том, что материальные активы в середине 1990-х распродавали за бесценок, мы понимаем, что оба этих явления имели место.
Главная находка авторов относится к постсоветскому периоду и заключается в том, что уровень неравенства в современной России выше, чем принято считать. Если точнее, то выше, чем оценка официальной статистики. До появления этой статьи у нас было два типа оценок неравенства: умеренная статистика Росстата и других государственных ведомств и экстремально завышенная от зарубежных аналитических центров, вроде докладов Credit Suisse. Пикетти и соавторы предприняли серьёзную попытку заново оценить распределение доходов и богатства в современной России, используя методологию, принятую в рамках проекта WID.world. И в этом заключается главная ценность статьи: перед нами первое экономическое исследование уровня неравенства в России, проведённое с использованием современных методов обработки данных.
Типичной характеристикой современного неравенства является высокая концентрация доходов в самых высоких квантилях: верхних 1%, 0,1% и даже 0,01% в распределении. Оценить их доходы трудно, потому что они не получают зарплату в обычном смысле слова. Их доход — проценты, опционы, премии, которые не всегда облагаются налогами и плохо поддаются подсчёту. А проблема оценки их богатства в том, что схемы владения активами чрезвычайно запутаны. На этом и сыграли авторы.
Они обратили внимание на большой профицит внешней торговли и подозрительно низкие чистые иностранные активы: «Каждый год в течение 20 лет положительное торговое сальдо составляло 10% годового производства. Парадокс в том, что чистые иностранные активы, накопленные Россией, оказались удивительно малы: около 25% национального дохода к 2015 году». Попросту говоря, мы много продавали за валюту, но накопили её несоразмерно мало.
Произойти это «бегство капитала» могло тремя основными способами.
Во-первых, деньги могли уехать с иностранными бенефициарами. Во-вторых, вырученная валюта могла неудачно вкладываться за границей, что в балансе отражается как убыток. Памятуя о том, что материальные активы в середине 1990-х распродавали за бесценок, мы понимаем, что оба этих явления имели место.
Типичной характеристикой современного неравенства является высокая концентрация доходов в самых высоких квантилях: верхних 1%, 0,1% и даже 0,01% в распределении. Оценить их доходы трудно, потому что они не получают зарплату в обычном смысле слова. Их доход — проценты, опционы, премии, которые не всегда облагаются налогами и плохо поддаются подсчёту. А проблема оценки их богатства в том, что схемы владения активами чрезвычайно запутаны. На этом и сыграли авторы.
Они обратили внимание на большой профицит внешней торговли и подозрительно низкие чистые иностранные активы: «Каждый год в течение 20 лет положительное торговое сальдо составляло 10% годового производства. Парадокс в том, что чистые иностранные активы, накопленные Россией, оказались удивительно малы: около 25% национального дохода к 2015 году». Попросту говоря, мы много продавали за валюту, но накопили её несоразмерно мало.
Произойти это «бегство капитала» могло тремя основными способами.
Во-первых, деньги могли уехать с иностранными бенефициарами. Во-вторых, вырученная валюта могла неудачно вкладываться за границей, что в балансе отражается как убыток. Памятуя о том, что материальные активы в середине 1990-х распродавали за бесценок, мы понимаем, что оба этих явления имели место.
На графике: красная кривая — торговый профицит (чистый экспорт), синяя — чистый иностранный доход, зелёная — чистые иностранные активы.
В среднем торговый профицит составлял 9,8% национального дохода с 1993 по 2015 годы.
Суммарно это около 200% ежегодного национального дохода.
При этом аккумулированные чистые иностранные активы составляют только 26% к 2015 году.
В среднем торговый профицит составлял 9,8% национального дохода с 1993 по 2015 годы.
Суммарно это около 200% ежегодного национального дохода.
При этом аккумулированные чистые иностранные активы составляют только 26% к 2015 году.
В офшорах хранится примерно столько же активов, сколько внутри страны
Но оба они по величине уступают главному — оттоку капитала в офшоры. Вычитая первые два компонента, авторы получают оценку объёмов этого оттока: в офшорах хранится примерно столько же активов, сколько внутри страны, это 75−100% национального дохода в 2015 году. По данным Росстата, ВНД в 2015 году составлял 81 трлн рублей, то есть в офшорах хранится около 60 трлн рублей или $ 1 трлн.
Подобные оценки звучали и раньше. Например, экономический советник президента С. Глазьев как раз оценивал офшоры российского происхождения в $ 1 трлн. Преимущество научной публикации перед выжимками из всяческих аналитических докладов и заявлений «экспертов» в том, что в ней содержатся все выкладки, дающие результат. В статье «От Советов к олигархам…» подробно описана методология, а в приложении есть все необходимые числовые данные.
С учётом названных поправок получаются следующие значения коэффициента Джини и долей верхних квантилей в распределении:
Подобные оценки звучали и раньше. Например, экономический советник президента С. Глазьев как раз оценивал офшоры российского происхождения в $ 1 трлн. Преимущество научной публикации перед выжимками из всяческих аналитических докладов и заявлений «экспертов» в том, что в ней содержатся все выкладки, дающие результат. В статье «От Советов к олигархам…» подробно описана методология, а в приложении есть все необходимые числовые данные.
С учётом названных поправок получаются следующие значения коэффициента Джини и долей верхних квантилей в распределении:
Но оба они по величине уступают главному — оттоку капитала в офшоры. Вычитая первые два компонента, авторы получают оценку объёмов этого оттока: в офшорах хранится примерно столько же активов, сколько внутри страны, это 75−100% национального дохода в 2015 году. По данным Росстата, ВНД в 2015 году составлял 81 трлн рублей, то есть в офшорах хранится около 60 трлн рублей или $ 1 трлн.
Подобные оценки звучали и раньше. Например, экономический советник президента Глазьев как раз оценивал офшоры российского происхождения в $ 1 трлн. Преимущество научной публикации перед выжимками из всяческих аналитических докладов и заявлений «экспертов» в том, что в ней содержатся все выкладки, дающие результат. В статье «От Советов к олигархам…» подробно описана методология, а в приложении есть все необходимые числовые данные.
С учётом названных поправок получаются следующие значения коэффициента Джини и долей верхних квантилей в распределении:
Подобные оценки звучали и раньше. Например, экономический советник президента Глазьев как раз оценивал офшоры российского происхождения в $ 1 трлн. Преимущество научной публикации перед выжимками из всяческих аналитических докладов и заявлений «экспертов» в том, что в ней содержатся все выкладки, дающие результат. В статье «От Советов к олигархам…» подробно описана методология, а в приложении есть все необходимые числовые данные.
С учётом названных поправок получаются следующие значения коэффициента Джини и долей верхних квантилей в распределении:
На графике: фиолетовая кривая — оценка коэффициента Джини по национальному доходу, зелёная — по подоходным налогам, оранжевая — по опросам.
На графике: красная кривая — оценка доли верхних 10% в доходах по национальному доходу, синяя — по подоходным налогам, оранжевая — по опросам.
На графике: красная кривая — оценка доли верхнего 1% в доходах по национальному доходу, синяя — по подоходным налогам, оранжевая — по опросам.
Полученные графики наталкивают авторов на следующее наблюдение:
«Интересно заметить, что скорректированный коэффициент Джини достигает своего максимума в 1996 году из-за очень низкой доли богатства, приходящейся на нижние 50%. Что отличается от ситуации 2007−2008 годов, когда своего пика достигают доходы верхних 10% и 1%. Это говорит о необходимости идти дальше синтетических оценок и смотреть на отдельные сегменты распределения богатства».
Другими словами, высокий уровень неравенства в середине 1990-х был обеспечен не столько богатством самых богатых, — они ещё не успели накопить серьёзные активы, — сколько бедностью значительной массы россиян. К концу 2000-х же, когда бедность отошла от латиноамериканского уровня девяностых, главным драйвером неравенства стали самые богатые. Это легко понять, если вспомнить, что первые миллиардеры в России появились в начале 2000-х.
«Интересно заметить, что скорректированный коэффициент Джини достигает своего максимума в 1996 году из-за очень низкой доли богатства, приходящейся на нижние 50%. Что отличается от ситуации 2007−2008 годов, когда своего пика достигают доходы верхних 10% и 1%. Это говорит о необходимости идти дальше синтетических оценок и смотреть на отдельные сегменты распределения богатства».
Другими словами, высокий уровень неравенства в середине 1990-х был обеспечен не столько богатством самых богатых, — они ещё не успели накопить серьёзные активы, — сколько бедностью значительной массы россиян. К концу 2000-х же, когда бедность отошла от латиноамериканского уровня девяностых, главным драйвером неравенства стали самые богатые. Это легко понять, если вспомнить, что первые миллиардеры в России появились в начале 2000-х.
Полученные графики наталкивают авторов на следующее наблюдение:
«Интересно заметить, что скорректированный коэффициент Джини достигает своего максимума в 1996 году из-за очень низкой доли богатства, приходящейся на нижние 50%. Что отличается от ситуации 2007−2008 годов, когда своего пика достигают доходы верхних 10% и 1%. Это говорит о необходимости идти дальше синтетических оценок и смотреть на отдельные сегменты распределения богатства».
Другими словами, высокий уровень неравенства в середине 1990-х был обеспечен не столько богатством самых богатых, — они ещё не успели накопить серьёзные активы, — сколько бедностью значительной массы россиян. К концу 2000-х же, когда бедность отошла от латиноамериканского уровня девяностых, главным драйвером неравенства стали самые богатые. Это легко понять, если вспомнить, что первые миллиардеры в России появились в начале 2000-х.
«Интересно заметить, что скорректированный коэффициент Джини достигает своего максимума в 1996 году из-за очень низкой доли богатства, приходящейся на нижние 50%. Что отличается от ситуации 2007−2008 годов, когда своего пика достигают доходы верхних 10% и 1%. Это говорит о необходимости идти дальше синтетических оценок и смотреть на отдельные сегменты распределения богатства».
Другими словами, высокий уровень неравенства в середине 1990-х был обеспечен не столько богатством самых богатых, — они ещё не успели накопить серьёзные активы, — сколько бедностью значительной массы россиян. К концу 2000-х же, когда бедность отошла от латиноамериканского уровня девяностых, главным драйвером неравенства стали самые богатые. Это легко понять, если вспомнить, что первые миллиардеры в России появились в начале 2000-х.
Особый путь
Особый путь
Большая часть исследования посвящена сравнению новых данных по неравенству в России с другими странами. И главное наблюдение здесь таково: неравенство в России росло значительно быстрее, чем в Восточной Европе и даже Китае, не говоря о Западной Европе.
С одной стороны, U-образная форма графика уровня неравенства в 20-м веке (от высоких показателей в начале столетия через эгалитарное состояние в середине к возвращению дореволюционного неравенства в конце) роднит Россию с другими чемпионами по неравенству в мире. Например, с США. Читатели, знакомые с главным трудом Пикетти «Капитал в 21 веке», узнают описанную там картину неравенства.
«Идеологические сдвиги, которые мы наблюдаем в разных частях света, в ходе 20 века явно имеют общие истоки и влияют друг на друга. В целом, очень высокий — и до какой-то степени растущий или по крайней мере не снижающийся — уровень неравенства, имевший место в конце 19 — начале 20 веков, привёл к возникновению антирыночной реакции практически везде. Две мировые войны и Великая депрессия усилили понимание необходимости ограничения laissez-faire капитализма, приводящего к мировому хаосу. Большевистская революция также сподвигла западные элиты принять политические меры, которые они отрицали до Первой мировой. В свою очередь, провал и окончательное падение советской власти в конце 1980-х годов способствовали прорыночным идеологическим сдвигам в мире».
С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что эта структура была обеспечена принципиально разными институтами: реформы Ф. Рузвельта не имеют ничего общего со сталинской системой рабского труда. И эти различия отражаются на специфике развития уровня неравенства в России.
«Что касается недавнего периода, то неравенство в России достигает гораздо более высоких уровней (с долей верхнего 1% по доходам в 20−25%), чем в Восточной Европе (где на верхний 1% приходится 10−14% доходов). Это хорошо согласуется с выдающимся количеством российских миллиардеров в списке Форбс в сравнении с другими постсоветскими странами и даже с другими регионами мира».
С одной стороны, U-образная форма графика уровня неравенства в 20-м веке (от высоких показателей в начале столетия через эгалитарное состояние в середине к возвращению дореволюционного неравенства в конце) роднит Россию с другими чемпионами по неравенству в мире. Например, с США. Читатели, знакомые с главным трудом Пикетти «Капитал в 21 веке», узнают описанную там картину неравенства.
«Идеологические сдвиги, которые мы наблюдаем в разных частях света, в ходе 20 века явно имеют общие истоки и влияют друг на друга. В целом, очень высокий — и до какой-то степени растущий или по крайней мере не снижающийся — уровень неравенства, имевший место в конце 19 — начале 20 веков, привёл к возникновению антирыночной реакции практически везде. Две мировые войны и Великая депрессия усилили понимание необходимости ограничения laissez-faire капитализма, приводящего к мировому хаосу. Большевистская революция также сподвигла западные элиты принять политические меры, которые они отрицали до Первой мировой. В свою очередь, провал и окончательное падение советской власти в конце 1980-х годов способствовали прорыночным идеологическим сдвигам в мире».
С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что эта структура была обеспечена принципиально разными институтами: реформы Ф. Рузвельта не имеют ничего общего со сталинской системой рабского труда. И эти различия отражаются на специфике развития уровня неравенства в России.
«Что касается недавнего периода, то неравенство в России достигает гораздо более высоких уровней (с долей верхнего 1% по доходам в 20−25%), чем в Восточной Европе (где на верхний 1% приходится 10−14% доходов). Это хорошо согласуется с выдающимся количеством российских миллиардеров в списке Форбс в сравнении с другими постсоветскими странами и даже с другими регионами мира».
Большая часть исследования посвящена сравнению новых данных по неравенству в России с другими странами. И главное наблюдение здесь таково: неравенство в России росло значительно быстрее, чем в Восточной Европе и даже Китае, не говоря о Западной Европе.
С одной стороны, U-образная форма графика уровня неравенства в 20-м веке (от высоких показателей в начале столетия через эгалитарное состояние в середине к возвращению дореволюционного неравенства в конце) роднит Россию с другими чемпионами по неравенству в мире. Например, с США. Читатели, знакомые с главным трудом Пикетти «Капитал в 21 веке», узнают описанную там картину неравенства.
«Идеологические сдвиги, которые мы наблюдаем в разных частях света, в ходе 20 века явно имеют общие истоки и влияют друг на друга. В целом, очень высокий — и до какой-то степени растущий или по крайней мере не снижающийся — уровень неравенства, имевший место в конце 19 — начале 20 веков, привёл к возникновению антирыночной реакции практически везде. Две мировые войны и Великая депрессия усилили понимание необходимости ограничения laissez-faire капитализма, приводящего к мировому хаосу. Большевистская революция также сподвигла западные элиты принять политические меры, которые они отрицали до Первой мировой. В свою очередь, провал и окончательное падение советской власти в конце 1980-х годов способствовали прорыночным идеологическим сдвигам в мире».
С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что эта структура была обеспечена принципиально разными институтами: реформы Ф. Рузвельта не имеют ничего общего со сталинской системой рабского труда. И эти различия отражаются на специфике развития уровня неравенства в России.
«Что касается недавнего периода, то неравенство в России достигает гораздо более высоких уровней (с долей верхнего 1% по доходам в 20−25%), чем в Восточной Европе (где на верхний 1% приходится 10−14% доходов). Это хорошо согласуется с выдающимся количеством российских миллиардеров в списке Форбс в сравнении с другими постсоветскими странами и даже с другими регионами мира».
С одной стороны, U-образная форма графика уровня неравенства в 20-м веке (от высоких показателей в начале столетия через эгалитарное состояние в середине к возвращению дореволюционного неравенства в конце) роднит Россию с другими чемпионами по неравенству в мире. Например, с США. Читатели, знакомые с главным трудом Пикетти «Капитал в 21 веке», узнают описанную там картину неравенства.
«Идеологические сдвиги, которые мы наблюдаем в разных частях света, в ходе 20 века явно имеют общие истоки и влияют друг на друга. В целом, очень высокий — и до какой-то степени растущий или по крайней мере не снижающийся — уровень неравенства, имевший место в конце 19 — начале 20 веков, привёл к возникновению антирыночной реакции практически везде. Две мировые войны и Великая депрессия усилили понимание необходимости ограничения laissez-faire капитализма, приводящего к мировому хаосу. Большевистская революция также сподвигла западные элиты принять политические меры, которые они отрицали до Первой мировой. В свою очередь, провал и окончательное падение советской власти в конце 1980-х годов способствовали прорыночным идеологическим сдвигам в мире».
С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что эта структура была обеспечена принципиально разными институтами: реформы Ф. Рузвельта не имеют ничего общего со сталинской системой рабского труда. И эти различия отражаются на специфике развития уровня неравенства в России.
«Что касается недавнего периода, то неравенство в России достигает гораздо более высоких уровней (с долей верхнего 1% по доходам в 20−25%), чем в Восточной Европе (где на верхний 1% приходится 10−14% доходов). Это хорошо согласуется с выдающимся количеством российских миллиардеров в списке Форбс в сравнении с другими постсоветскими странами и даже с другими регионами мира».
Объяснить такое особое положение через величину экономики и темпы роста не получится, так как, например, «имеющиеся серии измерений для Китая (которые, к сожалению, начинаются лишь в 1978 году) показывают его близость в этом отношении скорее к Восточной Европе, чем к России: уровень неравенства там не достигает таких величин». То есть трактовать неравенство в России как расплату за экономический рост и масштабы нельзя, так как сравнимый по географическим размерам и экономическому росту в этот период Китай вовсе не демонстрирует подобного неравенства.
Объяснить такое особое положение через величину экономики и темпы роста не получится, так как, например, «имеющиеся серии измерений для Китая (которые, к сожалению, начинаются лишь в 1978 году) показывают его близость в этом отношении скорее к Восточной Европе, чем к России: уровень неравенства там не достигает таких величин». То есть трактовать неравенство в России как расплату за экономический рост и масштабы нельзя, так как сравнимый по географическим размерам и экономическому росту в этот период Китай вовсе не демонстрирует подобного неравенства.
Сами авторы дают лишь общее объяснение российской специфики, указывая на недостаток данных по распределению доходов и богатства и особенно по налогу на наследство. Приведём их заключение полностью.
«Наши выводы о долгосрочных тенденциях в динамике распределения доходов и богатства в России подтверждают значимость государственной политики, институтов и идеологии в понимании развития неравенства. Драматическое падение советского коммунизма и эгалитарной идеологии в её специфической российской форме, кажется, привело к относительно высокой терпимости к неравенству и концентрации богатства (отчасти прямо происходящей из разграбления природных ресурсов страны и внешних резервов). По сути, крайнее неравенство в России остаётся приемлемым, пока миллиардеры и олигархи сохраняют лояльность государству и определённым образом понимаемым национальным интересам. Сможет ли это хрупкое равновесие сохраниться надолго — станет понятно в ближайшие годы».
«Наши выводы о долгосрочных тенденциях в динамике распределения доходов и богатства в России подтверждают значимость государственной политики, институтов и идеологии в понимании развития неравенства. Драматическое падение советского коммунизма и эгалитарной идеологии в её специфической российской форме, кажется, привело к относительно высокой терпимости к неравенству и концентрации богатства (отчасти прямо происходящей из разграбления природных ресурсов страны и внешних резервов). По сути, крайнее неравенство в России остаётся приемлемым, пока миллиардеры и олигархи сохраняют лояльность государству и определённым образом понимаемым национальным интересам. Сможет ли это хрупкое равновесие сохраниться надолго — станет понятно в ближайшие годы».
Сами авторы дают лишь общее объяснение российской специфики, указывая на недостаток данных по распределению доходов и богатства и особенно по налогу на наследство. Приведём их заключение полностью.
«Наши выводы о долгосрочных тенденциях в динамике распределения доходов и богатства в России подтверждают значимость государственной политики, институтов и идеологии в понимании развития неравенства. Драматическое падение советского коммунизма и эгалитарной идеологии в её специфической российской форме, кажется, привело к относительно высокой терпимости к неравенству и концентрации богатства (отчасти прямо происходящей из разграбления природных ресурсов страны и внешних резервов). По сути, крайнее неравенство в России остаётся приемлемым, пока миллиардеры и олигархи сохраняют лояльность государству и определённым образом понимаемым национальным интересам. Сможет ли это хрупкое равновесие сохраниться надолго — станет понятно в ближайшие годы».
«Наши выводы о долгосрочных тенденциях в динамике распределения доходов и богатства в России подтверждают значимость государственной политики, институтов и идеологии в понимании развития неравенства. Драматическое падение советского коммунизма и эгалитарной идеологии в её специфической российской форме, кажется, привело к относительно высокой терпимости к неравенству и концентрации богатства (отчасти прямо происходящей из разграбления природных ресурсов страны и внешних резервов). По сути, крайнее неравенство в России остаётся приемлемым, пока миллиардеры и олигархи сохраняют лояльность государству и определённым образом понимаемым национальным интересам. Сможет ли это хрупкое равновесие сохраниться надолго — станет понятно в ближайшие годы».